Полиночка, снег и сапоги, которые так и остались за кадром)
Обычно я люблю писать несколько слов о своих впечатлениях о съемке, но после того, что Полина сама написала в фейсбуке, я просто оставлю это здесь, потому что лучше и остроумней я не напишу точно)
Вчера только вспоминала про Алла Шилец, прочитав:
"Но едва ее глаз приник к волшебному окошку, сквозь которое мир вдруг строго ограничился и в то же время как бы сгустился, углубился, вдруг став картиной, она замерла и все держала и держала у глаза этот миг, длила его в растерянном и восхищенном любовании.
Она вдруг почувствовала, что хочет оставить себе этот миг. Навсегда (необоримая жажда власти над временем, ради которой, по сути, она и будет носиться по свету спустя каких-нибудь несколько лет)..."
Вчера только вспоминала Аллу - а сегодня прилетел от нее подарок:)
Это мы так кофе вместе выпили и прогулялись... Точнее, хрупкая Алла водила меня туда-сюда за ручку, приговаривая: "Котик мой в сапогах! Русааалочка!".
Чёртовы сапоги - главные в этой съемке. И как всякие злодеи, сделав главную героиню несчастной, они остались за кадром - злобно хохоча.
Сапоги эти я купила на первом курсе - со стипендии - на распродаже в каких-то 99%. И еще ни разу в жизни не меняла на них набойки.
Это бежевая (даже нет - кофе с молоком), замшевая, итальянская мечта студентки журфака. Мечта на каблуках в - тадааам! - 15 см. Без платформы в подносочной части (девочки поймут и сочувственно крякнут).
В 17 лет мне было в них удобно, как и во всякой обуви, которая казалась мне красивой. Помню, как-то раз я даже перепутала во время примерки левый и правый сапог и резюмировала: "Ну, странно, конечно... Но, в принципе, нормально. Можно ходить".
Так и с бежевыми моими малютками, обхоженными раз 5 за 8 лет. Когда ты с трепетом достаешь их из коробки и ходишь по квартире, пугая котов, думаешь: "В принципе, нормально! Можно ходить. Вот чего я их, роскошных таких, сиротами оставила?.. Прячу от бела света этакую красоту".
Обычно я всё осознаю уже в лестничном пролёте между вторым и первым этажом.
А к моменту, когда приезжаю туда, где собиралась поражать чье-то воображение, лицо мое приобретает то самое отстраненно-страдальческое выражение, которое мы используем "загадашнай шоб казацца".
За что люблю эти сапоги: через полчаса в них у тебя не остается ни одной проблемы. Кроме самих сапог.
Ходить в них невозможно, садиться - опасно. Как говорят бабки в автобусе, когда пытаешься уступить им место: "Я ж как сяду, потом не встану". Остается сразу принимать горизонтальное положение. Или, если воспитание не позволяет, стоять, томно привалившись к стене. Что в целом гармонирует с выражением лица.
Зато ты сразу становишься "женственной", чего при других раскладах ожидать не стоит: покорной и беспомощной - в ожидании тыквы, которая в этот раз превратилась в такси.
"Чёртовы сапоги, чёртовы сапоги, чёртовы сапоги. Чтоб я еще раз... Да никогда больше".
(И конечно, сползая дома в тапочки, ты тут же забываешь эти ощущения. И веришь, снова веришь, что у вас с этими сапогами всё получится).
Так и в этот раз.
С самой первой встречи с Аллочкой ("Алла очень талантливый фотограф. Она ищет журналистку, которая будет писать созвучные ее съемкам тексты. Встретьтесь, поговорите") я хочу Аллочке понравиться.
Поэтому память и инстинкт самосохранения снова услужливо мне отказали - так всегда бывает, когда я их об этом попрошу.
После высказанных во всех вариациях - "Аллочка, я не могу идти!", "Аллочка, я не буду бегать!", "Аллочка, а тут леееестницааа!", "Аллочка, помоги мне встать!" - мы с ней поняли: это же очередная версия Русалочки, с которой я не могу расстаться с того самого момента, как мама принесла домой синюю книжку со сказками Андерсена.
Отказаться от свободы, терпеть боль при каждом шаге и стать морской пеной ради... А ради чего, собственно?
Решили, что сапоги я должна подарить новой Русалочке, которой в них будет удобно, как мне во время первой примерки. Если что, пишите, я вас не выдам;)
Вчера только вспоминала про Алла Шилец, прочитав:
"Но едва ее глаз приник к волшебному окошку, сквозь которое мир вдруг строго ограничился и в то же время как бы сгустился, углубился, вдруг став картиной, она замерла и все держала и держала у глаза этот миг, длила его в растерянном и восхищенном любовании.
Она вдруг почувствовала, что хочет оставить себе этот миг. Навсегда (необоримая жажда власти над временем, ради которой, по сути, она и будет носиться по свету спустя каких-нибудь несколько лет)..."
Вчера только вспоминала Аллу - а сегодня прилетел от нее подарок:)
Это мы так кофе вместе выпили и прогулялись... Точнее, хрупкая Алла водила меня туда-сюда за ручку, приговаривая: "Котик мой в сапогах! Русааалочка!".
Чёртовы сапоги - главные в этой съемке. И как всякие злодеи, сделав главную героиню несчастной, они остались за кадром - злобно хохоча.
Сапоги эти я купила на первом курсе - со стипендии - на распродаже в каких-то 99%. И еще ни разу в жизни не меняла на них набойки.
Это бежевая (даже нет - кофе с молоком), замшевая, итальянская мечта студентки журфака. Мечта на каблуках в - тадааам! - 15 см. Без платформы в подносочной части (девочки поймут и сочувственно крякнут).
В 17 лет мне было в них удобно, как и во всякой обуви, которая казалась мне красивой. Помню, как-то раз я даже перепутала во время примерки левый и правый сапог и резюмировала: "Ну, странно, конечно... Но, в принципе, нормально. Можно ходить".
Так и с бежевыми моими малютками, обхоженными раз 5 за 8 лет. Когда ты с трепетом достаешь их из коробки и ходишь по квартире, пугая котов, думаешь: "В принципе, нормально! Можно ходить. Вот чего я их, роскошных таких, сиротами оставила?.. Прячу от бела света этакую красоту".
Обычно я всё осознаю уже в лестничном пролёте между вторым и первым этажом.
А к моменту, когда приезжаю туда, где собиралась поражать чье-то воображение, лицо мое приобретает то самое отстраненно-страдальческое выражение, которое мы используем "загадашнай шоб казацца".
За что люблю эти сапоги: через полчаса в них у тебя не остается ни одной проблемы. Кроме самих сапог.
Ходить в них невозможно, садиться - опасно. Как говорят бабки в автобусе, когда пытаешься уступить им место: "Я ж как сяду, потом не встану". Остается сразу принимать горизонтальное положение. Или, если воспитание не позволяет, стоять, томно привалившись к стене. Что в целом гармонирует с выражением лица.
Зато ты сразу становишься "женственной", чего при других раскладах ожидать не стоит: покорной и беспомощной - в ожидании тыквы, которая в этот раз превратилась в такси.
"Чёртовы сапоги, чёртовы сапоги, чёртовы сапоги. Чтоб я еще раз... Да никогда больше".
(И конечно, сползая дома в тапочки, ты тут же забываешь эти ощущения. И веришь, снова веришь, что у вас с этими сапогами всё получится).
Так и в этот раз.
С самой первой встречи с Аллочкой ("Алла очень талантливый фотограф. Она ищет журналистку, которая будет писать созвучные ее съемкам тексты. Встретьтесь, поговорите") я хочу Аллочке понравиться.
Поэтому память и инстинкт самосохранения снова услужливо мне отказали - так всегда бывает, когда я их об этом попрошу.
После высказанных во всех вариациях - "Аллочка, я не могу идти!", "Аллочка, я не буду бегать!", "Аллочка, а тут леееестницааа!", "Аллочка, помоги мне встать!" - мы с ней поняли: это же очередная версия Русалочки, с которой я не могу расстаться с того самого момента, как мама принесла домой синюю книжку со сказками Андерсена.
Отказаться от свободы, терпеть боль при каждом шаге и стать морской пеной ради... А ради чего, собственно?
Решили, что сапоги я должна подарить новой Русалочке, которой в них будет удобно, как мне во время первой примерки. Если что, пишите, я вас не выдам;)
